Тяжело хожу и громко говорю.
Сегодня я, короче, пила вино и хохотала и говорила по-английски. Исповедалась отражению, выговорилась, это слишком приватно, простите, вы ничего не хотите об этом знать.
Очень остро прочувствовала, что, говоря на другом языке, ты приобретаешь другую субличность. Она может отличаться сильно, может - совсем чуть-чуть, но факт остается фактом. Я не могу сходу объяснить, чем моя английская субличность отличается от русской... Возможно, откровенностью. Ты можешь говорить о том, о чем бы и не мог помыслить сказать на своем родном языке. Я подозреваю, дело в понимаемости - тебя не поймут, иноязычная речь является немного белым шумом, поэтому можно говорить многое. Кстати, так было в Мангейме с русским - не знаю, как Юлька, но я слегка отучилась "фильтровать базар".
С другой стороны, самая главная магия такого двуязычия - это когда ты говоришь на языке, и тебя понимают. Тогда возникают приватность и доверительность, против которых мало что можно противопоставить.
I want you to know English, my dear, sweet child. I have sooo much to tell you.
Очень остро прочувствовала, что, говоря на другом языке, ты приобретаешь другую субличность. Она может отличаться сильно, может - совсем чуть-чуть, но факт остается фактом. Я не могу сходу объяснить, чем моя английская субличность отличается от русской... Возможно, откровенностью. Ты можешь говорить о том, о чем бы и не мог помыслить сказать на своем родном языке. Я подозреваю, дело в понимаемости - тебя не поймут, иноязычная речь является немного белым шумом, поэтому можно говорить многое. Кстати, так было в Мангейме с русским - не знаю, как Юлька, но я слегка отучилась "фильтровать базар".
С другой стороны, самая главная магия такого двуязычия - это когда ты говоришь на языке, и тебя понимают. Тогда возникают приватность и доверительность, против которых мало что можно противопоставить.
I want you to know English, my dear, sweet child. I have sooo much to tell you.